Проект «Партитура памяти»
Подробности
Голос из оркестра
Блокадные письма Жавдета Айдарова
«После невыносимо трудной блокады и после первого исполнения Седьмой симфонии Шостаковича прошло несколько десятилетий. Я все еще с большим изумлением думаю: как человек силен! Как он вынослив! Мне самому, участнику исполнения Седьмой симфонии, не верится, что в таких нечеловеческих условиях возможно исполнение музыки, возможна творческая деятельность симфонического оркестра», - приведенные строки, произнесенные Жавдетом Караматуловичем Айдаровым (1918–2000) во время одной из встреч со студентами, воскрешали в его памяти эпизоды блокадной эпопеи. Ему было трудно возвращаться к этой теме — невыразимо тяжелыми оказались пройденные испытания — и все же он считал своим долгом рассказывать о подвиге ленинградцев — деятелей искусства, о легендарном городе-фронте, об исполнении Седьмой симфонии Д. Д. Шостаковича…
Великая Отечественная война застает Ж. К. Айдарова рядовым музыкантом на армейской службе в Образцовом оркестре Ленинградского военного округа. Он, как и все оставшиеся в городе, встает на его защиту: строит укрепления, становится членом МПВО (местной противовоздушной обороны), экспедитором. В письме к матери от 16 июля 1941 г. он пишет: «После объявления войны работаем как комендантская команда. Насчет отправки на фронт ничего не слышно пока». Эта тема так и останется открытой — его не отправят на передовую, он станет «бойцом музыкального фронта». В сохранившихся письмах Ж. К. Айдарова к родным почти всегда встречаются фразы: «все в порядке», «жив и здоров», тогда как в реальности дела обстоят критически. Разумеется, в письмах из блокадного Ленинграда находим только воодушевляющие слова, самые общие сведения о жизни города, ибо вся корреспонденция проходит контроль военной цензуры. О многом музыкант будет молчать и поведает уже после окончания войны.
Из писем блокадных лет к отцу К. А. Айдарову и матери Л. Д. Динмухаметовой.
16 июля 1941 г. После объявления войны работаем как комендантская команда. Насчет отправки на фронт ничего не слышно пока.
11 декабря 1941 г. Пока что получаю 10 рублей, которые уходят в фонд обороны. Твое письмо получил, которое шло ровно два месяца и шесть дней. Мама пиши как теперь в Ташкенте жизнь. <…> Если будут принимать посылки, то пришли побольше сухарей, хоть черных и масла или сала посоли, чтоб они дорогой не испортились.
17 января 1942 г. Я сам пока жив и здоров. В каком положении находится Ленинград ты, наверно, знаешь из газет.
11 февраля 1942 г. Сегодня у нас радостный день, почти праздник: сегодня прибавили хлеба двести граммов итого мы теперь получаем шестьсот грамм. Я просто хотел поделиться моей радостью с тобой. Сегодня позавтракал с двухстами граммами хлеба, набил полный рот хлеба и ощущал, что я ем хлеб. <…> В Ленинграде жизнь налаживается, к первому марта, думаю, что Ленинград будут обеспечивать продовольствием вполне нормально.
7 мая 1942 г. Я по-старому нахожусь все на старом месте, но будучи музыкантом очень мало приходится заниматься по своей специальности. Работаю все время экспедитором. Сейчас как пошли трамваи стало легче для ног: не так уж устаешь и меньше приходится ходить. <…> Многие из моих товарищей по консерватории и муз[ыкальному] училищу находятся на фронте, т[о] е[сть] на передовых позициях, и многие из них кто убит кто ранен. Еще прошлой зимой подавал докладные, чтоб отправили на передовые позиции и до сих пор не отправляют. Как-то досадно, что все товарищи находились на фронте, а ты отсиживался в тылу, хотя Ленинград по существу по настоящее время можно назвать фронтом.
Весной 1942 г. происходит знаменательное событие в его жизни. По радио объявляют призыв в оркестр Радиокомитета для подготовки премьеры Седьмой симфонии Д. Д. Шостаковича под управлением К. И. Элиасберга. Ж. К. Айдаров, как и его друзья-соратники по военному оркестру — тромбонист В. М. Орловский, валторнист П. К. Орехов и фаготист Г. З. Еремкин — получает командировочную расписку и поступает «в распоряжение начальника Радиокомитета».
Начинается сложный этап подготовки премьеры симфонии. Ж. К. Айдаров вспоминал:
«Собранные с фронта молодые музыканты и ветераны, еще помнящие оркестровую яму императорской оперы, приступили к долгим репетициям, в которые вкрапливались борьба с “зажигалками”, голодные обмороки и смерть.
Недалеко с Радиокомитетом в гостинице “Астория” создали стационар для особо истощенных, дистрофиков. Сюда был направлен со своей женой — замечательной пианисткой, концертмейстером Радио — с Надеждой Дмитриевной Бронниковой, дирижер Карл Ильич Элиасберг. Здесь же, в “Астории” находился выдающийся пианист Владимир Владимирович Софроницкий.
Пунктуальный Элиасберг не делал никаких скидок. Истощенный физически, он оставался непреклонен и кепок духом, неистов в своей любви к музыке, был отличным организатором музыкантов. Железной дисциплине и суровой требовательности дирижера обязана в значительной доле своего успеха грандиозная работа над Седьмой симфонией.
Первые репетиции были короткими: мы играли по 20-30 минут — не более, часто прерывались из-за бомбежек и обстрелов, но постепенно вошли в работу. Как будто сама музыка придавала нам силы. Я был самым молодым среди музыкантов-ударников, мне поручили соло на барабане. Тот самый страшный ритм, на фоне которого звучит так называемая тема фашистского нашествия.
У меня от волнения дрожали руки. Палочки опускались на кожу барабана невпопад. Элиасберг снова и снова просил повторить каждую фразу».
Ж. К. Айдаров трепетно относился к выдающемуся дирижеру, который в критический момент спас ему жизнь. Это был, пожалуй, один из самых ярких, драматических эпизодов блокадной эпопеи, навсегда врезавшихся в память Жавдета Караматуловича:
«Во время одной репетиции, я голодный, обессиленный, упал в обморок. Очевидно, меня приняли умершим и отнесли в соседнюю со студией комнату (туда относили умерших).
Элиасбергу сообщили, что я умер, и он зашел в комнату, где я лежал без признаков жизни. Вдруг чуткое ухо дирижера уловило еще слышный звук дыхания. “Да ведь он жив! — воскликнул Карл Ильич. — Слышите, — он дышит!”»
Ж. К. Айдарова вернули в строй. Дополнительный кусочек хлеба вернул ему силы. Он остался среди оркестрантов и впоследствии он принял участие в премьере 7 симфонии…
«Это было 9 августа 1942 г., в 19 часов. Осажденный Ленинград. Поразительная тишина. (Перед этим наши артиллеристы огнем подавили вражеские батареи, выполняя приказ “80 минут тишины”). Зал был переполнен. Много было военных, рабочих, много интеллигенции. Были на концерте известные писатели Николай Тихонов, Ольга Берггольц, Всеволод Вишневский и другие. Вот на эстраду выходят музыканты, кто в гимнастерках, кто в кителях, кто в ватниках. Музыканты одеты, кто во что. Последним выходит наш строгий, требовательный, удивительно обаятельный Карл Ильич. Он очень высокий, худой, и от голода, кажется, он согнулся как вопросительный знак. Он поднял руки. Дирижерская палочка трясется от волнения. Я исполнял на ударных инструментах тему нашествия врага и, наверно, с ожесточенным чувством ненависти к фашизму. Оркестр играл вдохновенно. Симфония окончена. В зале воцаряется небывалая тишина. Дирижер Элиасберг стоит не двигаясь. И вдруг буря аплодисментов».
На протяжении всей своей жизни Ж. К. Айдаров бескорыстно служил родному искусству, многие силы отдал педагогической работе, стал известным деятелем культуры Поволжья. Он всегда оставался истинным интеллигентом, для которого высокие нравственные принципы были неотъемлемой частью всей жизни, важной составляющей облика музыканта-профессионала. Наверное, это неслучайно. Лихолетье блокады закалило его характер, сформировало шкалу ценностей, в которой такие качества как порядочность, взаимовыручка, доброта и честность значили многое…
9 августа 2022 года в день 80-летия первого исполнения Ленинградской симфонии Дмитрия Шостаковича в самом Ленинграде, в Санкт-Петербургской филармонии в рамках проекта «Партитура памяти» вновь прозвучит это произведение и откроется выставка, на которой будут впервые представлены письма Ж. К. Айдарова.
Надим Айдаров, кандидат искусствоведения, сотрудник Института театра, музыки и хореографии РГПУ им. А. И. Герцена, внук Ж. К. Айдарова