Согласие на использование cookies

Этот сайт использует файлы cookie для улучшения пользовательского опыта и анализа трафика на основании Федерального закона «О персональных данных» от 27.07.2006 № 152-ФЗ. Продолжая использование сайта, вы соглашаетесь на использование файлов cookie в соответствии с нашей Политикой обработки персональных данных. Вы можете настроить свой браузер для отказа от файлов cookie, но это может повлиять на функциональность сайта. При несогласии - покиньте сайт

Творянское собрание. Петербургская филармония празднует столетие

Сто лет тому назад, в мае 1921 года, были подписаны документы об учреждении в Петрограде Государственной филармонии, а 12 июня 1921 года состоялся первый симфонический концерт в Большом зале Филармонии под управлением ее директора дирижера Эмиля Купера.

Почти 75 из минувших 100 филармонических сезонов прошли на моих глазах, их отзвуки по сию пору живы. Выходит, на мою долю, на долю моих друзей-сверстников выпало – страшно сказать – три четверти истории Филармонии! Были в моей жизни, в моей слушательской биографии – на сцене, а подчас на расстоянии вытянутой руки – Сергей Прокофьев, Дмитрий Шостакович, Игорь Стравинский, Бенджамин Бриттен, были – на репетициях и в концертах – Евгений Мравинский (на снимке) и Курт Зандерлинг с нашим любимым ЗКР; Николай Рабинович, Карл Элиасберг, Арвид Янсонс с оркестром Ленинградского радио – потом АСО, вторым филармоническим...

Вот мы, студенты ленинградских вузов – будущие физики, математики, инженеры, врачи, – на репетиции Мравинского (эту привилегию получили члены слушательского актива Филармонии), а следом и на премьере Десятой симфонии Шостаковича в декабре 1953 года, когда творчество любимого композитора едва выходило из опалы... Завсегдатаи помнили, что в самый разгар кампании по борьбе с «формалистической музыкой» Мравинский после исполнения Пятой симфонии Шостаковича поднял высоко над головой ее партитуру.

Не забыть, как в мае 1949 года на концерте-открытии Малого зала Филармонии Нина Дорлиак вместе со Святославом Рихтером исполнили «Гадкого утенка» Прокофьева и его же романсы на стихи Анны Ахматовой. Это был подвиг непослушания: у всех еще были свежи в памяти постановления ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград», об опере «Великая дружба». Музыка лучше других искусств хранила пушкинскую «тайную свободу». В «застойные» годы в Филармонию пробивалась музыка молодого Кшиштофа Пендерецкого, звучали авангардистские сочинения Валентина Сильвестрова, Эдисона Денисова, Альфреда Шнитке, Андрея Волконского... А каким чудом казался созданный Андреем Волконским ансамбль старинной музыки «Мадригал»!

Выступали Давид Ойстрах и Эмиль Гилельс, Леонид Коган и Мстислав Ростропович... Были Герберт фон Караян с Венским филармоническим, Леонард Бернстайн с Нью-Йоркским, Юджин Орманди с Филадельфийским, Шарль Мюнш с Бостонским, Евгений Светланов с Госоркестром – называю лишь немногие имена дирижеров и оркестров, для полных перечислений здесь не хватит места. Были Исаак Стерн и Гленн Гульд, юный Вэн Клайберн и старый (super star!) Владимир Горовиц...

Январь 1967 года... Метеором влетает Юрий Темирканов. В абонементном цикле «Дебюты молодых дирижеров» он сыграл программу из произведений своих «богов» – Первую симфонию Шостаковича, Первый скрипичный концерт Прокофьева (солист Борис Гутников) и Вариации и фугу на тему Пёрселла («Путеводитель по оркестру для юношества») Бриттена.

Успех концерта превзошел самые смелые ожидания – молодой дирижер тотчас сделался любимцем публики. Но главное, он дирижировал впервые прославленным оркестром Мравинского – спустя два десятилетия ему суждено этот оркестр возглавить!

Перелистываю бережно хранимые программки, «листаю» в памяти незабываемые впечатления (они, чем дальше отстоят во времени, тем лучше помнятся), вспоминаю наши споры, стихийные обсуждения услышанного. Здесь, на хорах Большого зала, выносились приговоры, здесь писались беспристрастные рецензии и, несмотря на цензуру, печатались в машинописных стенных слушательских газетах Большого и Малого залов (тиражом 1 – 2 экземпляра!). Здесь создавались репутации новых молодых дарований, здесь, простите высокий «штиль», вершились судьбы современных композиторов и исполнителей. Здесь завязывались дружеские и романтические отношения... Филармония была нашим вторым домом, нашим университетом, клубом, нашим творянским собранием – помните у Велимира Хлебникова:

Это шествуют творяне,

Заменивши Д на Т,

Ладомира соборяне...

Чудесное русское слово Ладомир, придуманное Велимиром Хлебниковым, – синоним Музыки! И пусть мы тогда, в безрелигиозное советское время, этого до конца не сознавали, во всяком случае вслух не говорили, но Филармония была нашим Храмом, а мы были ее верные прихожане – соборяне.

Помню, в послевоенные годы на улице Бродского (теперь снова Михайловской) выстраивались длинные «хвосты» возле кассы Филармонии. Неискушенные прохожие недоумевали: «Что это, на футбол?»... Зарубежные гастролеры, квартировавшие в «Европейской», с восхищением отзывались об этой черте нашего быта. Очень скоро к очередям в кассу Большого зала прибавились такие же очереди за билетами и абонементами Малого зала.

Издавна считалось, что музыкальное искусство рождается в сотворчестве композитора, исполнителя и слушателя. Осмелюсь добавить к этой триаде четвертый элемент – концертный зал. Публика в Филармонии всегда была особенная. Я уверен, что она такой и останется – или со временем снова станет! Старая слушательская гвардия с радостью передаст эстафету молодым.

Иосиф Райскин, держатель абонементов Филармонии с 1947 года