Время Малера пришло. Только оно оказалось намного жестче, чем композитор мог предположить. Концепция симфонии совершенно неожиданным образом преломилась в новой реальности сегодняшнего дня.

Да, воистину «каждое поколение видит в Малере что-то свое, что-то новое». В этот вечер разрушились музыковедческие стереотипы понимания драматургии симфонии. В первую очередь это касается средних частей. То, что раньше в Лендлере второй части формулировалось как воплощение «ограниченности, даже тупости, страшной в своей самоуверенности и прямо- линейности», а во втором Скерцо как «антигуманистичность, механистичность, “невсамделишность”, предвестие “эпизода нашествия” Седьмой симфонии Шостаковича», — сегодня услышалось безобидными ироничными разоблачениями, наивными предчувствиями, предсказаниями, в прямом смысле слова романтическими скерцо (ит. Scherzo — игра, шутка).

Пространство конфликта и одновременно место силы, роста главной идеи сконцентрировались в первой части Девятой симфонии. Мощные оркестровые волны захлестывают с такой силой, что кажется — не уцелеть в этом «девятом вале». Звуковые лавины обрушиваются на землю, засыпанную пеплом и обломками порушенных стремлений… Но тяжелое дыхание тромбонов, зыбкие, словно через силу, вздохи скрипок, виолончелей — как свидетельство теплящейся и непобедимой жизни, которая хрупкими росточками скрипичных, флейтовых соло пробивается сквозь пепел, тлеющие угли, набирает силу, чтобы вновь рушиться и возрождаться…

Сегодня музыка Малера позволяет нам ощутить свою собственную душу. Обнаружить, что она жива. Вовлекая в свой космизм, Малер означает нам ту высоту мыслей, чувств, стремлений, которых не хватает, как кислорода, в нашей жизни, погрязшей в суетности, мелочности, «невсамделишности». В 1989 году, в эпоху нарастающего духовного кризиса и безвременья, композитор Борис Тищенко писал: «Мы ходим под Богом и Солнцем. Вот о чем надо думать — и понимать, что ты являешься частичкой мироздания, его действующим атомом. Не обособленным, а принадлежащим всему космосу.

<…> Мы слишком мало думаем о космосе».

Николай Алексеев открывает нам современный смысл Девятой симфонии Малера. Финал симфонии — совершенно кинематографический. Звучание оркестра «сжимается», «затягивается» туманной дымкой, в которой постепенно исчезает уходящий человек… Куда он уходит? С чем прощается? Что оставляет? Кем возродится? Спасибо за возможность остановиться и подумать.

Елена Лёгкая