Концерт для скрипки с оркестром

Среди вершинных достижений в музыке XX века выделяется Скрипичный концерт Альбана Берга – уникальный по программному замыслу, силе экспрессии и сверхутонченному лиризму, исключительный по мелодической красоте.

История Концерта типична для композитора своей связью с реальными обстоятельствами его жизни. В данном случае первоимпульсом сочинения послужило остро пережитое в апреле 1935 года событие – смерть Манон Гроппиус, восемнадцатилетней дочери Альмы Малер и Вальтера Гроппиуса. Смерть девушки, обладавшей блистательным драматическим дарованием, потрясла многих деятелей австро-немецкой культуры. В их числе были Томас Манн и Франц Верфель, посвятивший ее памяти вдохновенную романтическую новеллу «Манон». За Скрипичным концертом Берга, благодаря определению музыковеда В. Райха, закрепился подзаголовок «Реквием памяти Манон», хотя сам Берг написал в партитуре только два слова посвящения – «Памяти ангела». Концерт впервые прозвучал в исполнении Луиса Краснера 19 апреля 1936 года в Барселоне, дирижировал Герман Шерхен.

Произведения Верфеля и Берга близки по типу воплощения образа Манон Гроппиус – в аспекте трагического осмысления судьбы девушки, сраженной полиомиелитом, который вначале отнял у нее артистическое будущее, а затем и жизнь. В центре замыслов новеллы и Концерта оказался стоицизм личности в схватке со смертью. Но по сравнению с новеллой Концерт Берга несравненно глубже и детальнее разработан по концепции. Обе его части соотносятся между собой по принципу антиномии жизни и смерти. Причем программные моменты, навеянные образом Манон, развиваются в русле потрясающей человеческой драмы, непримиримого конфликта.

Каждая из частей Концерта также двухчастна. В I части воплощается «музыкальный портрет» Манон. Интродукция, музыка которой как бы рождается из пустоты квинт, постепенно вводит слушателя в звукокосмос человеческой души, средоточием которого становится Прелюдия. Здесь – мир вдохновенного берговского лиризма и красоты образов, взволнованных монологов и «говорящих», «исповедальных» речитативов. Сферу субъективного самовыражения, присущего Прелюдии, сменяет Скерцо. Это подвижное Allegretto, насыщенное более объективными ассоциациями. Образ Манон расцвечивается богатыми жанровыми красками. Здесь активизируется оркестр. Музыка Берга – истинного венца – наполняется пленительными мелодиями и бытовыми ритмами австрийской столицы. С поистине шубертовской гибкостью простые лендлеры соединяются с изысканно-утонченными вальсами.

С самого начала II части активизируются образы фатального вторжения зла и, наконец, наступает торжество смерти. Таков непримиримый диалог, который ведут между собой солист и оркестр. В конвульсирующих речитативах скрипичной каденции словно слышатся крики отчаяния, но ощущается и сопротивление неотвратимой беде. Затем сольную и оркестровую партии пронизывает зловещая спазматическая пульсация так называемого «ритма рока», который лишь ненадолго исчезает и как бы отстраняется в стоической попытке личности осмыслить суть переживаемых страданий (2-я сольная каденция). Но затем с подавляющей безжалостной силой возобновляется «ритм рока», скандируемый всем оркестром в момент кульминации – катастрофического крушения, агонии, смерти, – непосредственно перед заключительным Adagio. Именно в этот момент вступает хорал средневекового композитора А.Р. Але, который однажды И.С. Бах ввел в свою кантату “O Ewigkeit; du Donnerwort!” («О вечность, ты грозное слово!»).

Здесь, в Хорале с вариациями, противостояние жизни и смерти преодолевается, наступает катарсис. Поразительна семантическая емкость этой части, в которую вписаны слова хорала Але – Баха. Тут – и скорбь отпевания умершей (в хоре деревянных духовых, «поющих» хорал), и последний путь души, освобождающейся от земных страданий (как велика здесь драматургическая роль солиста!) в ее постепенном восхождении в горние выси, в которых она растворяется (последние такты сочинения). Наконец, в этом Adagio раздвигаются смысловые границы посвящения Концерта, ибо на всем протяжении части по-малеровски ощущается самовысказывание «от автора» – как последнее послание и прощание с миром самого Альбана Берга! Будучи смертельно больным, композитор предчувствовал свою кончину и, стремясь завершить Концерт, наполнил его экспрессией личного переживания, исполненного огромной эмоциональной силы. Таким образом, Берг навсегда, подобно Моцарту, связал этот реквием с трагизмом собственной судьбы.

 Дмитрий Воробьев