Публика истомилась в ожидании этого любимого декабрьского фестиваля, ведь год назад он был отменен. По признанию директора Филармонии Ильи Черкасова, отмена была продиктована несоответствием статусу «международного», который в прошлом году удержать было невозможно из-за сложностей в организации приездов зарубежных исполнителей. Новая «Площадь искусств» получилась почти на неделю продолжительнее обычного, а потому и героев в ней прибавилось. К сожалению, среди них нет всеми обожаемого фестивального вдохновителя Юрия Темирканова, которого в Большом зале публика не видела уже больше двух лет. Грустно, что он не выступил даже с видеообращением к поклонникам. В молчании маэстро можно почувствовать его настроение (точнее, его отсутствие), но все же было бы, наверное, мудро с его стороны поддержать и соскучившихся слушателей, и музыкантов, да и себя. Но пожелаем ему здоровья и скорейшего возвращения на сцену.

А начался фестиваль «Площадь искусств» красиво, негромко и вдохновенно, продолжившись на следующий день большим гала-концертом к 100-летию Филармонии. Готье Капюсон много лет назад уже выступал в Петербурге и запомнился своей утонченной, аристократичной манерой игры, рафинированной музыкальностью и красивейшим звуком. Выбор трех сонат оказался не случаен. У Рахманинова соната для виолончели и фортепиано в 1901 году стала последним камерным сочинением, Дебюсси сочинил ее в поздний период творчества в цикле «Шесть сонат для разных инструментов», а Шостакович в 1934-м явил в своей сонате возврат к чистоте классических форм. Каждой из них присущ высокий градус лирической исповедальности, особой гармонии с собой и миром. Дуэт Готье Капюсона и Николая Луганского стал идеальным для выражения подобных состояний. Это дуэт абсолютного согласия и мира.

Притом что партия фортепиано в этих произведениях выписана не менее содержательно и виртуозно, чем у виолончели, и все авторы были превосходными пианистами, в этих сонатах виртуозность фортепианной фактуры немного затушевана, чтобы высветить тембральное богатство низкого струнного инструмента. Николай Луганский с его отечески заботливой игрой, словно боявшийся нарушить установившийся баланс с виолончелью, вел свою партию как чуткий аккомпаниатор. 

Вокальность виолончельных мелодий выдавала в каждом из композиторов любовь к человеческому голосу, а если учесть, что виолончель традиционно ассоциируется с низким женским тембром, с меццо-сопрано и контральто, то сублимация этой любви получает доказательства еще и в трех композиторских биографиях. Достаточно послушать начало первой части сонаты Шостаковича, которая звучит почти как у Рахманинова, чтобы понять степень благоговения перед этим инструментом.

Двумя узелками на память стали бисы – «Сентиментальный вальс» Чайковского и романс Форе, напомнившие о том, как исторически крепки русско-французские связи. Продолжением темы этих связей стал сольный концерт французского пианиста Александра Канторова, в фамилии которого ударение делается на последний слог (в его генах течет и русская кровь, полученная от далеких родственников). Судя по программе, сегодня этот пианист, гран-призер конкурса Чайковского, пребывает в настроении Брамса. Против сонаты «По прочтении Данте» Листа в концерт были выставлены четыре баллады и Третья соната Иоганнеса Брамса. В четырех балладах Александр представил немецкого романтика как музыкального руссоиста. Продолжатель балладной традиции Шопена, перед гением которого преклонялся, Брамс в этом жанре находит идеальное пространство и время для воплощения своих художественных идей и темперамента, склонного к эпическому отражению бытия.

24-летний пианист, проведший детство в районе Монморанси в Париже, с первых нот поразил небывалым для сегодняшних времен покоем, уверенностью, гармонией, даря слушателям ощущение радости от каждого прожитого мгновения. В сонате Листа «По прочтении Данте» он с легкостью преодолевал горы пассажей и прочих преград листовского ада и чистилища, чтобы скорее оказаться в его условном раю. Его исполнение покоряло зрелостью не по годам. И жаль, если вы не видели, как спокойно и независимо выходил он к роялю и затем уходил за кулисы, наделив публику рождественскими дарами надежды, веры и любви.

Владимир Дудин