Это был первый после затянувшейся многомесячной паузы выход оркестра musicAeterna к петербургским слушателям. С середины мая оркестр приступил к постепенному восстановлению ансамблевого и оркестрового баланса, хотя не все иностранные оркестранты смогли перебраться в Россию через закрытые границы. Однако ценой больших усилий сегодня в оркестре musicAeterna находятся шестнадцать музыкантов из девяти стран, включая Италию, Испанию, Швейцарию, Грецию, Германию, которые приехали в Петербург продолжать историю славного молодого интернационального коллектива.

Симфонической музыки у Брамса меньше, чем камерной, но той, которая написана, хватает, чтобы признавать его большим симфонистом XIX века. Не говоря о том, что им написан величественный, с лютеровским размахом «Немецкий реквием», в котором задействованы и огромный хор, и большой оркестр. В каждой из его четырех симфоний, каждом из его четырех инструментальных концертов есть много страниц, требующих камерно-инструментального слышания фактуры, обостренного чувства ансамбля, делающих крупную форму более интимной.

Стратегия развития оркестра musicAeterna как раз и основана на шлифовании ансамблевой игры, чем музыканты и занимаются очень активно, вернувшись к слушателям в Доме радио. Программы их концертов, начинающихся, как правило, в девять вечера, включают много сочинений для разных видов ансамблей – от соло до квартета, захватывая широкий стилистический диапазон, начиная иногда с добарочной музыки с явным доминированием наследия XX и XXI веков. Минимальное присутствие света на этих собраниях приучает и музыкантов, и слушателей отключаться от мирской суеты и полностью погружаться в неспешное течение музыкального времени, чего требует наследие Брамса.

Композитор, отточивший до блеска жанр фортепианной миниатюры, трио, квартетов, секстетов, проявил в них себя как тончайший психолог, способный выводить слушателей-«пациентов» из состояний апатии и тоски. Драматургия Брамса остро ощущается в первой части Четвертой симфонии, в контрастных переключениях разных планов – с общего на частный, с локального на глобальный. Но даже в ее главной теме слышится не зачин большой симфонии, а проникновенная задушевная песня.

Прежде чем выступить в Большом зале Филармонии, оркестр musicAeterna исполнил это сочинение на своей родине – в Пермском оперном театре. Но в условиях той акустики, не предназначенной для симфонических концертов, Четвертая Брамса прозвучала не столь собранно и архитектонически выверенно. Знаменитый петербургский филармонический зал довершил работу звукового архитектора и искушенного акустика и помог придать замыслу маэстро Курентзиса более ясный и строгий вид. В музыке Брамса маэстро не стал наводить свою интерпретаторскую ревизию, к которой его почитатели привыкли в отношении, скажем, опер Моцарта или симфоний Бетховена. Симфонические здания Брамса оказалось сдвигать намного сложнее, а потому кажется мудрым решение маэстро оставить все как есть и отнестись к исполнению с предельным уважением.

Как бы многочисленные поклонники ни хотели услышать от Курентзиса «чего-нибудь эдакого», дирижер с первых звуков дал понять, что никаких темповых переакцентировок и резких громкостных контрастов ждать не стоит: эту классику нужно перечитывать более аскетично и традиционно. Здесь уже было не до разглядывания цвета шнурков на фирменной обуви медийной персоны, хотя на этот концерт Курентзис явился не в строгом фраке, а в черных футболке и жилетке, словно решив напомнить о том, что лето не за горами. Во второй части симфонии он гипнотизировал ритмом философского шествия с легким испанским колоритом, словно направлялся в монастырь, расположенный высоко в горах. В Скерцо – выдал стилистическое родство с музыкой Петра Ильича, а в финале попытался вывести Пассакалию на уровень баховских страстей. 

Во Втором фортепианном концерте все внимание привлек к себе пианист Вадим Холоденко, нашедший в музыке Брамса свой нерв, позволивший сохранять баланс между большим стилем и камерной интимностью. В руках этого пианиста внятно звучала мысль об истоках брамсовского пианизма, берущего начало у Шопена и Шумана. Бонусом за интеллектуальные усилия со стороны публики стал бис – Первый венгерский танец Брамса, где дирижер Курентзис наконец пустился в пляс.

Владимир Дудин