«Триптих» - жанровое определение, которое не совсем соответствовало происходившему. Единственным полностью монографическим стал лишь первый концерт в Малом зале Филармонии. Программы двух концертов в Большом зале включали по одному сочинению Галины Уствольской. В одном случае ее Фортепианный концерт стоял как контрастный душ среди хорошо знакомых «Пер Гюнта» Грига и «Прелюдов» Листа, исполненных Академическим симфоническим оркестром под управлением молодого японского дирижера-дебютанта Юта Симидзу, ученика Николая Алексеева по петербургской Консерватории. Во втором концерте ее Первая симфония для оркестра и двух солистов-мальчиков, представленная ЗКР академическим симфоническим оркестром под управлением екатеринбуржца Дмитрия Лисса, была в окружении Второго фортепианного концерта Чайковского и Девятой симфонии Шостаковича, учителя Уствольской. Воспоминания о нем она впоследствии всячески стирала из своей памяти в силу причин глубоко личного свойства.

Музыку Галины Уствольской сегодня и в мире, и в России исполняют значительно чаще, чем было при ее жизни. Ее персона, ее творчество вызывают все больший интерес устроителей форумов современной музыки, но это зависит от степени энтузиазма того или иного подвижника, готового погрузиться в стихию ее музыкальной философии. Ученица Дмитрия Шостаковича и Максимилиана Штейнберга по классу композиции в Ленинградской консерватории, она попала под обвинение в формализме в печально известном постановлении 1948 года. Женщина сложного характера, склонная, если верить ее музыке, к депрессивным состояниям, Уствольская никогда не шла на компромиссы, не искала никакой красивости в музыке, в которой видела единственную возможность высказываться.

Чуждая кокетства, Уствольская признавалась, что ее музыка не религиозна, но «несомненно духовна». А в ее сочинениях 1970-х годов есть композиции, носящие названия латинских молитв, или симфонии, называющиеся «Истинная, Вечная Благость» (Вторая), «Иисусе Мессия, спаси нас!» (Третья), «Молитва» (Четвертая).

Как и в музыке Шостаковича, но в ее сочинениях еще острее и бескомпромисснее слышна боль поколения, чувствуются сжатые от отчаяния кулаки, желание достучаться и до небес, и до сердец, погрязших в мещанстве и пошлости. Язык ее сочинений - плоть от плоти своего времени, искавшего хорошо забытое старое в новом. В мелодических линиях можно расслышать русское Средневековье, питавшееся покоем и неторопливостью знаменного распева в его разных жанровых изводах.

Пианист Алексей Любимов (на снимке) сделал неспешные темпы главным выразительным средством монографического вечера в Малом зале Филармонии. Подавляющее число частей Фортепианного трио, Сонаты для скрипки и фортепиано, Октета для двух гобоев, четырех скрипок литавр и фортепиано, Большого дуэта для виолончели и фортепиано, а также Второй фортепианной сонаты прошли «в темпе шага», где-то между анданте и модерато.

Музыка Уствольской в руках исполнителей грубых и неумелых способна утомить и подавить. Но в руках такого чуткого музыканта, как Алексей Любимов, она не дала сомкнуть глаз ни на секунду. Безупречно владеющий искусством интонации, он находил нужные краски и точную динамику для пламенной композиторской речи.

Любимов явно слышал то, что было за этими элементарными нотами, простыми интервалами, не столь сложными для второй половины ХХ века аккордовыми структурами, внешне подчас безыскусными ритмическими построениями. В движении музыкальной мысли невозможно было не ощутить аскезу, путь которой избрала Уствольская, отказав радостям и соблазнам мира. Младшая современница Варлаама Шаламова и без году ровесница Александра Солженицына, она слишком хорошо понимала, что творилось в ее родной стране, чтобы пленять в своей музыке красотой. Никаких широких скачков в мелодиях, соразмерных внутреннему монологу, постоянно прорывавшемуся то в диалог, то в ансамбли, то обретающему зычный голос трибуна. Оставаясь при этом гласом вопиющего в пустыне.

Владимир Дудин