Сегодня лидером по исполнению симфоний Малера в Петербурге можно признать Валерия Гергиева, хотя сезон на сезон не приходится. К Малеру подбирается и Теодор Курентзис, который на минувшем Дягилевском фестивале в Перми продирижировал его Пятой симфонией, и слушавшие это исполнение (среди которых был, например, композитор Леонид Десятников) сочли его абсолютным шедевром, даже новым словом в истории многочисленных интерпретаций этого произведения.

Симфонии симфониями, но особая статья – песни, для которых нужны вокалисты высочайшей пробы. И Томас Хэмпсон, и тем более немец Маттиас Гёрне – из этого немногочисленного ряда. В послужном списке Гёрне, непревзойденного мастера в области камерно-вокального исполнительства, – записи едва ли не всех песен Шуберта и Шумана, кантат Баха, арий Моцарта, арий немецких композиторов разных веков. Малера среди его записей совсем немного, и неспроста. Певец признался, что Малер – венец, плоть от плоти австрийской ментальности, которая, по его словам, очень отличается от ментальности немецкой. Судя по теплой эмоциональной окраске рассказа Гёрне, австрийская ментальность ему очень близка.

Близка она, вероятно, и нашему Юрию Хатуевичу, который чувствует Малера настолько глубоко, насколько возможно. И Гёрне уловил это с первых тактов на первой же репетиции, о чем признался по ее завершении: «Я понял, что мы с маэстро Темиркановым на одной волне, нам не надо было друг другу долго объяснять, чего мы хотим добиться от исполнения этой музыки». Репетиций было всего две, а на концерте казалось, будто дирижер и певец исполняют этот очень непростой цикл уже не первый раз.

Сложность цикла «Песни об умерших детях» на стихи Ф. Рюккерта находится не только в области вокально-инструментальной техники, хотя, разумеется, и в ней тоже. Невероятно сложно рассказать слушателю о том, что находится за пределами нот и слов, поскольку речь идет о смерти, да еще смерти детей. Известно, что Малер задумал этот цикл задолго до того, как трагедия пришла в его дом. Когда же смерть унесла одну из дочерей, его супруга Альма Малер укоряла композитора в том, что он притянул смерть созданием этого цикла.

Сладко и мучительно было слушать Маттиаса Гёрне на концерте в Большом зале Филармонии. Певец с его мягчайшим, обволакивающим тембром выбрал максимально сокровенный, исповедальный регистр, чтобы передать слушателю свою правду о том, о чем написал Малер. Преобладающая тихая, «пианная», в крайнем случае «меццо-фортовая» динамика вкупе с предельно экспрессивным произнесением каждой буквы рождали ощущение ухода в иное измерение. Ухода, чтобы найти ответ на мучительный вопрос, откуда такая несправедливость, почему жизнь не сумела победить. В то же время прорисовывалась попытка понять и принять метафизику смерти.

Оркестр, ведомый маэстро Темиркановым, творил чудеса, создавая тончайшие, почти мистические переливы тембра, словно озвучивая невозможное, находя бесплотные симфонические аналоги тишине и молчанию.