— В Балтиморском оркестре сменилась треть исполнителей с тех пор, как Вы последний раз им дирижировали. Были какие-то сюрпризы на репетиции?

— Никаких сюрпризов. Новые исполнители очень хорошие. Когда я делаю что-то в Чайковском, к чему они не привыкли, реакция мгновенная.

Мне нравятся оркестры, которые хотят играть. А в некоторых великих оркестрах иногда бывает ощущение, что они делают тебе одолжение.

— У Вас очень выразительная манера дирижирования. И дело не только в том, что Вы дирижируете без палочки, это не такая редкость, а в том, что Вы делаете руками и как много говорят Ваши глаза. Большая часть оркестровых музыкантов привыкли к более прямолинейному стилю.

— У дирижера две профессии. Одна – это капельмейстер, который показывает доли. Но сейчас везде музыканты очень профессиональны и им это не нужно. Дирижер должен показать им то, чего они не знают. А остальное написано в нотах.

Дирижер должен понимать, почему музыка написана так или иначе, как-будто читает детектив. Нужно угадать, почему композитор сделал то, что сделал.

Музыка – как письмо. Композитор его написал, но абсолютно все, что он хотел сказать, он написать не мог. Даже Малер не мог, хотя он практически в каждом такте пишет о том, как он хочет, чтобы это дирижировалось.

[Темирканов начинает петь тему из Второй части Четвертой симфонии Чайковского. Пение ритмично, безэмоционально] Чайковский бы так никогда не сыграл.

Я представляю себе, как он сидит вечером дома, с зажженными свечами, укрытый пледом садится за фортепиано и играет эти ноты. [Темирканов снова поет эту тему, теперь ощутимо медленнее, с большей ритмической свободой. Его глаза внезапно становятся грустными, в них почти стоят слезы]. Вот так я думаю Чайковский себя чувствовал в этот момент. Видеть то, что скрывается за нотным текстом, и есть задача дирижера.

Нужно чувствовать музыку. Я иногда спрашиваю музыкантов в оркестре: почему вы всегда играете с одним и тем же выражение лица? Почему? Неужели вы не чувствуете смену настроений в каждой части?

Начало Концерта Рахманинова [Речь о Третьем фортепианном концерте] – это совсем не приятная музыка, это трагическая музыка. А когда я его дирижировал с Ланг Лангом, он пока играл, всё время улыбался. Я ему говорю: еще раз улыбнешься и тебя больше здесь не будет.

— Вы руководите оркестром Санкт-Петербургской филармонии почти тридцать лет и всё еще часто гастролируете с ними. У Вас когда-нибудь было желание работать поменьше или вообще уйти на пенсию?

— Вы знаете хоть одного дирижера, который сам ушел на пенсию? И, Вы знаете, чем ты старше, тем лучше дирижируешь. [Смеется.] Когда я работаю, то чувствую себя лучше.

— Несколько лет назад цитировалось Ваше высказывание о том, что Вы не верите, что женщины могут хорошо дирижировать. Это вызвало споры и породило протесты. Просто для порядка: что Вы думаете о женщинах за дирижерским пультом?

— Да, женщины могут быть дирижерами. И я не против того, чтобы они дирижировали. Но мне просто не нравится. Есть женщины, которые занимаются боксом или штангу поднимают – они могут. Но мне смотреть на это не нравится. Это вопрос моего вкуса. У нас же у всех разные вкусы. Я, например, рыбу не люблю.

Tim Smith Contact Reporter The Baltimore Sun